Село Кайбелы (Ильинское) (история села) / 1 Января 1648 / История Ульяновска / Годы и люди

Память о Кайбелах хранят немногие дожившие до настоящего времени старожилы села, а также бывшие эвакуированные сюда во время Великой Отечественной войны люди и скупые строчки уцелевших архивных документов. В отличие от Крестово-Городища, село не сумело сохранить себя и свою самобытность, а его жители разъехались по всей России, потеряв единство. Кстати, как и большой сосед, Кайбелы обладали единственным на всю страну названием, уникальным и неповторимым. Но об этом позже.

Итак, Кайбелы располагались примерно в 38 км к югу от Заволжского района Ульяновска и, как я уже говорил, почти примыкало к Крестово-Городищу с юга.

До 1780 г. село относилось к Казанской губернии, затем — к Симбирскому наместничеству и губернии, а в 1850 по 1917 гг. — к Самарской губернии (с 1861 г. вошло в состав Крестово-Городищенской волости Ставропольского уезда). С 1943 г. — в Ульяновской области.

Неудивительно, что все дошедшие до нас документы по истории села хранятся сейчас в двух архивах — Центральном государственном архиве Самарской области (39 церковных ведомостей 1861–1913 гг. и несколько других дел до 1938 г. — 12) и Государственном архиве Ульяновской области (в основном это несколько дел Кайбельского сельсовета за 1930–1945 гг. в фонде Р‑3172). Большинство из них — это источники по церковной истории. Пожалуй, наиболее интересными являются два дела самарского архива, касающиеся староверов — это рапорт священника об убеждении крестьянина-молоканина Тимофеева принять православие, а также переписка с Самарской удельной конторой о переходе из раскола в православие крестьянина Переведенцева (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 1. Книга 1. Д. 692. 1854; Д. 741. 1854–1861).

Время основания поселения до конца не выяснено. В писцовых книгах Казанского уезда Ивана Болтина 1603 г. упоминается служилый татарин Кайбула Карамышев в деревне Исенгили (современное село Сенгили в Лаишевском районе Республики Татарстан, на левом берегу Куйбышевского водохранилища, чуть выше Камского устья). Впоследствии Кайбула лишился части своих земель, которые перешли к русским помещикам, и «многожды бил челом в Казань о возвращении ему этой пустоши, но безрезультатно» 396 (Ермолаев И. П. Писцовая книга Ивана Болтина как источник // Писцовые книги Казанского уезда 1602–1603 годов. Казань, 1978. С. 9. URL: http://сувары.рф/ru/content/piscovaya-kniga-ivana-boltina-kak-istochnik (дата обращения: 18.10.2015)).

Видимо, в качестве компенсации Кайбуле отдали во владение земли в районе устья Черемшана 397 (Гуркин В.А. И был лосось под Сенгилеем // Симбирский курьер. 2006. 21.02. URL: http://sm-k. narod.ru/archives/2006/feb/19/20.htm (дата обращения: 20.10.2015)). Вероятно, он и стал основателем будущего села Кайбелы.

В других документах 1670 и 1681 гг., говорится о Кайбелиной воложке, Кайбуле Городище и речке Кайбуле 398 (Невоструев К. И. Симбирское городище // Симбирский сборник. Том II. Симбирск, 1870. С. 5, 6).

Понятно, что описываемая здесь местность находилась где‑то в окрестностях села Крестово-Городище, примерная дата возникновения которого — 1661 г. Но точно идентифицировать её с русским селом Кайбелы не позволяют источники. Интересно, что в первом Российском атласе 1745 г. Кайбел нет, зато есть Городище (Крестово). Тем не менее, В. А. Гуркин обнаружил в Российском государственном архиве древних актов описание владений Костромского Богоявленского монастыря 1764 г., в котором приводились данные 1744 г.399 (РГАДА. Ф. 280. Оп. 3. Д. 48. Л. 131–150).

Так вот, в них помимо Крестово-Городища и Красного Яра входило село Ильинское, Кайбела тож. Первое название — по храму, свидетельствует о его наличии уже в то время. Непонятно, почему поселение не было отмечено на карте 1745 г.

Если верно предположение о том, что интересующее меня селение основал тот самый Кайбула, то это первая половина XVII в., если нет — то это промежуток времени с конца XVII и до первой половины XVIII вв. Но совпадение многих названий, хранящих память о Кайбуле, склоняет чашу весов в пользу первой версии. Понятно, что русское слово «Кайбелы» является трансформированным именем «Кайбула» («Хайбулла»). Оно переводится так: «Секрет Аллаха, или тайна, которой ведает Аллах». Поэтому гадать о происхождении названия села не приходится. Мы не знаем, когда татарское поселение стало русским (последние вытеснили первых?), или оно обрусело? Думается, что в целом мирное соседство русских и татар в Среднем Поволжье подтверждает второй вариант. Есть и ещё одна версия. «Кай» в переводе с татарского означает «который», а «белу» — «знание, умение», поэтому возможный перевод названия села — «который знает» 400 (Ставрополь и Ставропольский уезд… С. 241). Думаю, что данная гипотеза в свете приведённых выше сведений не имеет серьёзных шансов на признание.

Самые ранние имеющиеся данные о численности населения Кайбел относятся к 1848 г., когда здесь в 67 дворах проживали 548 человек, в том числе 5 раскольников Спасова согласия 401 (ЦГАСО. Ф. 32. Оп. 16. Д. 1. Л. 239 об.) Все крестьяне принадлежали удельному ведомству (т. е. принадлежали государству, е не помещикам). К 1889 г. в селе при реке Кайбелке насчитывалось 156 дворов и 801 человек (в 4 раза меньше, чем в Крестово-Городище) (кроме церкви здесь находились одна водяная и три ветряных мельницы и одна обдирка) 402 (Списки населённых мест Самарской губернии по сведениям 1889 года… С. 39).

В начале XX в. в Кайбелах был 181 двор и 912 жителей 403 (Списки населенных мест Самарской губернии. Составлен в 1910 году… С. 66).

В селе действовали церковно-приходская школа, кирпичный завод, одна паровая и 5 ветряных мельниц, и две просо-обдирки. Особо отмечалось, что сёла Крестово-Городище и Кайбелы располагались на месте древних болгарских селитьбищ, от которых сохранились урочища «Мары» и «Курганы», причём там находили человеческие кости и черепки глиняной посуды. Показательно, что во всех официальных источниках в Кайбелах постоянно указывались старообрядцы.

Незадолго до затопления, в 1952 г. общая численность населения Крестово-Городища и Кайбел составляла 3664 человека (348 дворов) 404 (ГАУО. Ф. Р‑3037. Оп. 1. Д. 8. Л. 181 об.)

Понятно, что основная масса людей проживала в первом селе. Перед созданием Куйбышевского водохранилища в Кайбелах находились школа и больница, которые подлежали переносу 405 (ГАУО. Ф. Р‑3037. Оп. 1. Д. 42. Л. 171; Д. 65. Л. 50).

Клавдия Петровна Чечнёва (1933 г. р.) вспоминала: «От села шириной 500–600 м шли луга. Было отменное сено. Его перевозили на лошадях после того, как устанавливался лёд (с островов). На специальных судах — дощаниках, перевозили скот, лошадей, жнейки и т. д. В Кайбелах был кирпичный завод, маслобойка с большим сепаратором (работал эстонец Роберт Раббе, для себя делал и сыр, а продавал масло и молоко). В селе дома саманные и деревянные, крыши в основном соломенные (леса не хватало). Слово «Кайбелы» произошло от Хайбула (Кайбул). Крестово-Городище и Кайбелы располагались рядом, фактически это две части одного села. Якобы этот Хайбул проезжал рядом и остался, жил с семьей у Мухортовых, постояльцами. После смерти Хайбулы (богатым был) местные жители искали золотую карету (вот такая кайбельская легенда — Е.А. Б.). В Выселках была пристань» 406 9 Чечнёва К. П. Воспоминания // записал Е. А. Бурдин 28.05.2014 г. в с. Крестово-Городище Черд. р-на Ульяновской области. С. 1).

Ильинский храм

Деревянная Ильинская церковь была возведена в первой половине XVIII в. В 1879 г. она сгорела. До 1894 действовал временный храм, безвозмездно переданный жителями правобережного села Кремёнки. В 1894 г. построили новую деревянную церковь, которая была разобрана в 1954 г. перед созданием Куйбышевского водохранилища 407 (См. подробнее в книге «Затопленные святыни Симбирского-Ульяновского края»).

Знаменитые кайбельцы

Самый известный уроженец села — это Герой Советского Союза М. Ф. Вахрамеев. Показательный факт: несмотря на то, что он родился в Кайбелах, герой Великой Отечественной войны упоминается во всех исторических материалах по истории Крестово-Городище (экспозиция в школьном музее, брошюра 2004 г. «50 лет новому Крестово Городищу» и т. д.). После создания Куйбышевского водохранилища преемником и Крестово-Городище, и Кайбел стало единое село Крестово-Городище на новом возвышенном месте, поэтому теперь информация о бывших кайбельцах относится и к нему.

Вахрамеев Михаил Фёдорович (1923, с. Кайбелы — 1986, г. Куйбышев, ныне Самара). Призван в Красную Армию в феврале 1942 г., попал на фронт в ноябре 1942 после окончания Пензенского артиллерийского училища. Был командиром огневого взвода 492‑го истребительно-противотанкового артиллерийского полка (Южный фронт). Лейтенант М. Ф. Вахрамеев особо отличился 17 октября 1943 г. в бою в районе города Мелитополя Запорожской области Украины. Когда немцы начали контратаку, взвод Вахрамеева оказался в тяжёлом положении, так как на его позицию двигались семь танков. В ходе ожесточённого боя три танка были уничтожены, но и у лейтенанта осталось одно исправное орудие. Михаил Фёдорович встал к орудию и подбил ещё один танк, вынудив остальные танки отступить. После того, как закончились снаряды, Вахрамеев вместе с командиром батареи и бойцами вступил в рукопашную схватку с противником. Вражеская атака была отбита.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 ноября 1943 г. за образцовое выполнение боевых заданий командования на фронте борьбы с немецко-фашистским захватчиками и проявленные при этом мужество и героизм лейтенанту Михаилу Фёдоровичу Вахрамееву присвоено звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда». После войны офицер-артиллерист продолжал службу в армии, а с 1973 г. в звании подполковника уволился в запас. Проживал в Куйбышеве, где и умер. В 2000 г. на доме, где жил Герой, установили мемориальную доску 408 (Герои Советского Союза: краткий биографический словарь в двух томах. Т. 1. М., 1987. С. 252).

Вторым знаменитым уроженцем Кайбел являлся Христофор Александрович Рождественский. В отличие от М. Ф. Вахромеева, его биографию удалось найти с трудом, и вообще факт рождения Рождественского в ныне затопленном селе ранее был неизвестен широкому кругу обывателей и даже подавляющему большинству историков и краеведов. Поэтому расскажу о нём подробнее.

Рождественский Христофор Александрович (1904, с. Кайбелы — 1987, г. Ленинград (ныне Санкт-Петербург). Генерал-майор авиации (03.11.1951). В Красной армии с 1921 г., на военно-морском флоте с 1926 (в 1921–1922 красноармеец гарнизонного ветеринарного лазарета в г. Симбирске, затем до 1926 в запасе). Окончил Военно-теоретическую школу лётчиков в Ленинграде (1929), Военную школу морских лётчиков и летнабов 409 (Летнаб — лётчик-наблюдатель, который вёл наблюдение с воздуха за чем‑либо (например, за объектами противника, лесами с целью обнаружения пожара и т. д.) в г. Севастополе (1930), Академические курсы усовершенствования ВВС и ПВО при Военно-Морской академии имени К. Е. Ворошилова (1947).

Основные вехи довоенной карьеры: краснофлотец линейного корабля «Парижская коммуна» на Балтике (1926–1928), инструктор-лётчик (1930–1931), командир авиазвена (1931–1933), авиаотряда (1933–1936), авиаэскадрильи (1936–1939), помощник начальника училища по лётной подготовке (1939–1940), начальник лётной подготовки Военно-морского училища им. Сталина в г. Ейске (1940–1941).

Участник советско-финляндской войны (1939–1940). Накануне и в начале Великой Отечественной войны — командир 2‑го учебного резервного авиаполка ВВС Балтийского флота. Во время войны занимал следующие должности: командир 1‑го запасного авиаполка ВВС ВМФ (1941–1942), в распоряжении начальника ВВС (1942), заместитель командиpa 63‑й авиабригады (1942–1943), командир Севастопольской авиагруппы ВВС Черноморского флота (1943), командир 30‑го отдельного разведывательного авиаполка (1943–1946) ВВС ЧФ, который был удостоен почётного наименования «Севастопольский» и награжден орденом Красного Знамени. Полк принимал участие в боях за освобождение Кавказа, Крыма, Севастополя, Румынии и Болгарии.

Из аттестации (1946): «В короткий срок в условиях боевой работы умело сколотил полк по выполнению любых сложных задач по разведке как на коммуникациях, а также и в тылу противника, в интересах кораблей флота, бомбардировочной авиации и сухопутных войск. За период боевых действий под его руководством полк произвел 3475 боевых вылетов на дальнюю воздушную разведку, с налётом 8298 часов, из них более 180 вылетов ночью. В результате чего только на коммуникациях разведкой обнаружено 560 конвоев противника, сделано 700 аэрофотосъемок и обработано 90 тыс. снимков. По данным разведки полка, потоплено до 150 плаведениц как на коммуникациях, так и на базах противника. В воздушных боях личный состав полка уничтожил 31 самолет противника… Сам Рождественский служит примером дел личного состава в выполнении боевых задач, за период боевых действий произвёл 30 боевых вылетов».

После Великой Отечественной карьера Х. А. Рождественского складывалась так: помощник начальника 4‑го Военно-морского авиационного училища по лётной подготовке, начальник лётной инспекции в г. Феодосии (1946), заместитель начальника авиации ВМС по лётной подготовке (1947–1949), Высших офицерских лётно-тактических курсов авиации ВМС (1949–1950), начальник штаба — заместитель командующего Управлением ВВС Северного флота (1950–1953), начальник Военно-морского авиационного училища им. Сталина в г. Ейске (1953–1956). С января 1957 в запасе по болезни.

Награждён орденом Ленина (1951), 4 орденами Красного Знамени (1940, 1943, 1944, 1946), орденом Нахимова II степени (1946), 2 орденами Отечественной войны I степени (1944, 1985), орденом Красной Звезды (1944), медалями. Похоронен на кладбище «Памяти жертв 9 января» 410 (Лурье В. М. Адмиралы и генералы Военно-морского флота СССР: 1946–1960. М., 2007. С. 448).

Эвакуация

Многие левобережные сёла современной Ульяновской области в 1941 г. приняли беженцев из западных территорий Советского Союза, а также из Москвы и Ленинграда. В 2015 г. в далёком Сакраменто (Калифорния, США) Михаил Самуилович Качан (родился в 1934 г. в Ленинграде) опубликовал книгу со своими воспоминаниями о детстве «Потомку о моей жизни», 12 очерков (главок) в которой посвящены описанию жизни в эвакуации (лето 1941 — осень 1942) в Кайбелах, куда он приехал с семьёй из Ленинграда 411 (Кайбелы. Михаил Самуилович Качан. URL: http://proza.ru/2013/07/22/367 (дата обращения: 26.10.2015)). Приведу из них самые интересные отрывки:

«11. Мы нашли село Кайбелы

Приехав в Ульяновск, мы узнали, что всех с баржи высадили на берег. Так что, мы тоже сошли с парохода. Нам и здесь пришлось подниматься на берег по ещё более высокой лестнице. Помню, я насчитал 183 ступеньки. Бабушка выяснила, что всех эвакуированных отправили дальше в Чердаклинский район Куйбышевской области, и они будут жить в селе Кайбелы.

…Мы благополучно добрались до места, и нашли дедушку, маму и Аллочку. Я снова был с мамой. Она плакала от счастья, но я не плакал, а просто был очень рад.

Мы стали жить в комнате, которую нам выделили в одном из домов, а в соседней комнате жили другие эвакуированные с детьми.

Взрослые всё время были чем‑то заняты. Я понимал, что они должны были каждый день достать какую‑нибудь еду.

Кроме того, мы жили очень тесно, взрослые все спали на полу рядом друг с другом, и у нас не было ни подушек, ни матрасов, ни простыней. Они говорили, что надо найти другой дом и на что‑нибудь выменять матрасы и подушки. Меня положили на изразцовую лежанку, подложив пальто. Когда топили печь, лежанка, которая была в другой комнате, нагревалась, и еще долгое время держала тепло. Мне там было хорошо и совсем не твердо. Мы немного поговорили с дедушкой, и я уснул.

Босоногая деревенская жизнь

Когда я проснулся, дома никого не было, даже мама ушла куда‑то с маленькой Аллочкой. Мне оставили еду, и я с аппетитом поел. А вот инструкций, что делать, я никаких не получил. С первого дня я был предоставлен сам себе и начал осваиваться на новом месте. Делать дома было нечего, и я вышел и сел на крыльце. Было солнечно и очень тихо. Я осмотрел улицу. Это была обычная деревенская улица. Рублёные дома, слегка покосившиеся ограды, массивные ворота рядом с каждым домом. За оградами были большие зеленые огороды, а за ними вдали кустарник, а между отдельными кустами большие поляны. Никого на улице не было, и я снова подивился этой тишине.

Я снова посмотрел на улицу. Прямой дороги на ней не было. Наезженная колея была от телег, следов автомобилей не было. Колея перемещалась с левой стороны улицы на правую, а потом обратно. Она была глубокой с еще более глубокими ямами. Там, где телеги не ездили, росла низкая трава.

Потом мне показалось, что я слышу голоса. Это были мальчишки. Они играли в какую‑то игру, постепенно приближаясь ко мне. В их руках были толстые палки, которыми они, как мне вначале показалось, били по земле. Когда они еще более приблизились, я увидел, что мальчишек было трое, четвертой была девочка. Они били по короткой, заострённой с двух сторон палочке, которую называли чиж. Если они попадали по заострённому концу, чиж взлетал в воздух, и вся компания перемещалась к месту, где он упал. Били все по очереди. При ударе поднималась пыль, но они не обращали на это внимания.

Заметив меня, они остановились. — Ты кто? — спросил один из них, постарше других и года на два старше меня. — Меня зовут Миша, — сказал я, — мы эвакуированные, из Ленинграда.

Они рассматривали меня и мою одежду. Сами они были в каких‑то серых рубахах и таких же серых коротких штанах. Девочка была в каком‑то застиранном платьице ниже колен. Все были босые. Я же был одет в красивую городскую одежду, непривычную для них. Они назвали себя, но сегодня я не помню их имен, а вот имя девочки помню. —

Я Анка, — сказала она. — Давай с нами чижа гонять. — Я не умею, и палки у меня нет. — Не палки, а биты, — поправила она меня.

Они вырезали мне из какого‑то куста подходящую биту, и я гонял с ними чижа, пока не появилась мама и не позвала меня домой. Мой костюмчик был, конечно, в пыли, но мама не сделала мне замечания и только грустно посмотрела на меня.

Вскоре пришли и бабушка с дедушкой. Бабушка быстро начала что‑то готовить. Стемнело, каждый получил по кусочку хлеба и по миске какой‑то похлёбки. Что это была за похлёбка, я не понял, но и спрашивать не стал.

Началась деревенская жизнь. Мы с мальчишками и Анкой куда‑то далеко уходили. Оказалось, что за кустарником был большой обрыв — далеко внизу была река. Мы иногда спускались туда, но не купались, а только плескали водой на лицо и опускали в воду ноги. Обратно приходилось карабкаться наверх, что было совсем непросто.

Потом я узнал, что жители деревни работали в колхозе, стала работать там и мама, а Аллочку оставляла на бабушку. Дедушка работать не мог из-за своей грыжи. Теперь мама приносила домой не только хлеб, который выдавался по карточкам, но и какие‑то продукты — муку, крупу, картофель, — всё, что в колхозе выращивали. Это она называла натуроплатой.

Молоко она тоже приносила, оно было нужно и ей, чтобы у неё не пропало молоко, она всё ещё кормила Аллочку грудью, и Аллочке тоже. Иногда мне наливали немного молока в горячую воду, — это назывался чай. Настоящего чая не было. Не было ни сахара, ни конфет, но мы уже к этому стали привыкать. Вкус куриного и любого другого мяса мы уже забыли. В деревне, как это всегда было в России, летом мясо не ели, резать скот и птицу начинали с холодами.

Достаём еду

У каждого дома был большой участок земли, он назывался приусадебным участком. У нас не было своего приусадебного участка, потому что не было своего дома. Но в чужих садах и огородах стали поспевать вкусные вещи. Мы не могли купить продукты у соседей, потому что у нас не было денег. Хотя мама и работала в колхозе, но там платили не деньгами, а выдавали натуроплату, т. е. обещали выдать зерно, когда закончится уборочная кампания. А есть надо было сегодня. Мы были голодными. Единственным способом получить молоко, творог, овощи и фрукты — был обмен вещей, которые мама и бабушка привезли из Ленинграда.

Я помню, как они вечером при свете керосиновой лампы рассматривали их, обсуждая, какую следующую вещь они завтра будут менять, что и сколько за неё попросить. Рынка не было. Был только натурообмен. И, слава богу, в селе, где мы жили, за вещи давали и картофель, и овощи, и муку, и молоко в достаточно больших количествах. Дело в том, что любую одежду, любую галантерею, парфюмерию, предметы домашнего обихода — абсолютно всё — в селе до войны практически нигде нельзя было купить. И что бы мама с бабушкой не предлагали, всё сельским жителям было необходимо. Только это и дало нам возможность выжить в 1941–42 гг.

Однажды во время игры в чижа Анка сказала: — Как стемнеет, пойдем яблоки воровать. — А что поспели? — спросил я. Мы уже давно поглядывали на яблони, что в изобилии росли за высокими заборами. — Ну ещё не совсем, сказала Анка, — но есть можно.

Нас было четверо. В одном месте доска забора висела на одном гвозде, хотя издали этого не было видно. Отодвинув её, мы поочереди пролезли в сад. Яблок было много, они висели довольно низко, потому что ветви под их тяжестью прогибались. Мы запихивали их за рубашку, сколько влезет. Было трудно протиснуться обратно через щель в заборе. Я принёс все яблоки домой, ожидая похвалы, ведь я добыл вкусную пищу, но, вопреки моим ожиданиям, мама отругала меня: — Ты понимаешь, что ты взял чужое?

Она не сказала, что я вор, и я был ей благодарен за это. В какой‑то момент я испугался, что она заставит меня пойти к соседям и отнести сорванные яблоки. Но она сходила сама. Соседи, успокоили ее: — Мальчишки всегда воруют, лишь бы деревьев не ломали. И не стали забирать яблоки, которые мама им принесла, а отдали ей. — Кушайте на здоровье. Сейчас они ещё кислые, а когда поспеют, мы вам дадим ещё.

Больше я никогда не воровал чужих яблок, хотя мальчишки меня приглашали в чужие сады не один раз.

Сельская школа

1 сентября я пошёл в школу. Мама сказала, что в первом классе учат читать и писать, а я это умею, поэтому мне там делать нечего. Меня проверили, убедились, что я бегло читаю и быстро пишу и приняли во второй класс.

В те времена был такой предмет «Чистописание», в тетрадках в косую клетку надо было специальным пером, макая его в чернильницу-непроливашку с нажимом выписывать строчные и прописные буквы. Пальцы следовало держать на ручке с пером определённым образом. Тетрадок тогда почти не было, перьев не хватало, мы писали очень мало, и я так и не научился писать красиво. Я и сейчас держу пальцы «горсткой». Все дети от 1‑го класса до 4‑го сидели в одной классной комнате и получали задание по очереди. Каждому выдали старые, уже использованные прежде учебники.

Помню учебник «Хрестоматия». Там были рассказы известных русских писателей и очерки о революции, её вождях и военачальниках. Некоторые очерки и большие, почти на страницу фотографии были аккуратно зачёркнуты, кроме того, ручкой с чернилами у них были выколоты глаза. Кое-где явно ученической рукой было написано: «Враг народа». Я помню фамилии этих врагов: Блюхер, Тухаческий, Смушкевич. Я не помню, чтобы нам кто‑то объяснил, кто эти люди и почему их портреты сначала поместили в «Хрестоматию», а потом их объявили «врагами народа». Но я понял, что из-за трудностей войны «Хрестоматию» не успели перепечатать, исключив статьи и портреты «врагов народа». Я проучился в этой школе только месяц. Стало холодно, а у меня не было теплых вещей. — Ничего страшного, — сказала мама, — тебе ещё нет семи. В следующем году ты пойдешь

сразу во второй класс, ведь ты умеешь и читать, и писать. Мне в школе не нравилось, и я был рад маминому решению.

Домик в деревне

Я и сегодня помню суровую зиму 1941–42 гг., когда много месяцев подряд стояли сильные (взрослые говорили — лютые, каких никто и не помнил) морозы. Они сыграли свою положительную роль в сражении за Москву, так как немцы не привыкли к таким морозам, да и не были готовы к ним, ведь они собирались захватить Москву раньше, в первые месяцы войны.

А в блокадном Ленинграде голод и мороз уносили жизни десятков и сотен тысяч людей. Я не знаю, каким образом, но мы многое знали, хотя газеты давали лишь минимальную информацию.

В конце зимы нам дали дом, в котором раньше жил какой‑то больной туберкулёзом. После его смерти этот дом нам и выделили. Мама и бабушка отдраили стены, пол и потолок, продезинфецировали хлоркой, которую где‑то достали, отмыли окна, и мы туда въехали.

Дом был небольшой — сенцы, кухня с большой русской печью, полатями и лежанкой, большая комната и ещё одна — маленькая. Председатель колхоза выделил нам дров топить печку. В доме днём было тепло, но к утру печка остывала, и становилось холодно. Но это было терпимо.

Еды было мало, и ели далеко не досыта, все время хотелось есть, но как‑то перебились.

Тётю Лизу вывезли по дороге жизни

Весеннее солнце прибавляло нам настроения. К весне мама достала кое‑какие семена, и мы засадили огромный огород при доме — 30 соток. Картофель сажали, бросая в землю очистки, лишь бы был хотя бы один глазок. Посадили огородные культуры — огурцы, немного помидор (не было семян для рассады), редиску, редьку, морковь, свёклу, а укроп, я помню, сам рос, где попало. Посадили горох, тыкву. Трудились все.

Это была трудная работа и потому, что бабушке и дедушке уже было за 70, а у мамы сил было не так много, и потому, что участок был очень большой. Но мы не хотели больше голодать, — понимали, что обеспечиваем себя продуктами на будущую зиму. Нам говорили, что волжская земля благодатная, всё вырастет, и мы очень на это очень рассчитывали.

Пришло известие, что Лизу в конце зимы вывезли по дороге жизни из Ленинграда. К ней зимой зашел кто‑то из родных (я не помню, кто это был) и увидел, что она умирает от голода. Лиза была беременна, она осенью сошлась с мужчиной — Валерием Троицким, но к весне его уже не было.

Этот родственник дал Лизе немного еды, и ему удалось отправить её чуть ли не в последний день на машине — уже вода покрывала колею — через Ладожское озеро. Там Лиза родила девочку, Киру, мою двоюродную сестрёнку. Лиза с новорожденным ребёночком была отправлена дальше, в г. Ростов Ярославской области. Бабушка немного повеселела.

Сталинград к нам очень близко

Но вот военные действия вновь начались, и наши войска, как и в первые месяцы войны, стали терпеть одно поражение за другим — они оставили Крым, потерпели поражение под Ленинградом, без боя сдали Ростов-на-Дону. Поражение под Харьковом было просто катастрофическим. Дедушка спрашивал меня, как будто я мог ему ответить: «Неужели мы можем побеждать только зимой? Неужели немцы дойдут до Волги?».

А немцы наступали стремительно, потому что перед ними в степи практически не было войск. К концу июля они подошли к Дону. Все опять приуныли, а похоронки всё приходили и приходили. И всё чаще голосили вдовы и матери, получившие официальные извещения о смерти их мужей и сыновей. А я пользовался неограниченной свободой, и целыми днями пропадал с мальчишками то на берегу Волги, то в каких‑то перелесках.

Часто бабушка утром говорила мне: «Сегодня не уходи, много работы на огороде». И я полол огород, в основном вручную, выдергивая сорняки, прореживая морковь, подвязывая к палкам помидорные кусты, поливая из вёдер огурцы и тыкву, лук и чеснок. Колодец с коромыслом стоял у нас в огороде, и я научился доставать из него ведром воду. Целое ведро мне было трудно поднять, и я поднимал по полведра воды, выливая воду в другие ведра.

…Сталинград был от нас всего в 300 км. Неужели снова придется бежать? Взрослые всерьёз рассматривали такую возможность, но мы всё ещё надеялись, что случится чудо, и немцев остановят. «Скорей бы зима, — говорил дедушка. — Немцы зимой не умеют воевать». Он тяжело вздыхал.

Прощай, Кайбелы!

…Я не знаю, как принималось решение об отъезде. По-видимому, дядя Миша рассказал о бедственном положении Лизы с маленькой Кирой, и бабушка попросила маму поехать помочь ей. А дедушка сказал: «По крайней мере, будете жить подальше от Сталинграда». Он всё ещё допускал, что немцы повернут на север в Куйбышевскую область, а потом на Москву.

Как я сейчас понимаю, это был героический поступок моей мамы. Сняться с обжитого места, где был собран запас продуктов на зиму, жить в неизвестном городе, неизвестно где, неизвестно как, имея на руках двух детей 8 и 1,5 лет, без бабушки, которая помогала нянчить Аллочку и готовила еду, не имея работы, не имея денег — не могу понять, как она решилась на такое. Я попрощался с бабушкой и дедушкой, с ребятами и Анкой, и мы уехали. Прощай Кайбелы!

Название Кайбелы не забылось. Около него давно велись раскопки, и кое-что важное было найдено.

…Мои Кайбелы теперь затоплены Куйбышевским морем. Но это произошло много позже описываемых мною событий — в 50‑х годах ХХ века.

А я осенью 1942 года плыл с мамой и полуторагодовалой Аллочкой на пароходе — вверх по Волге до Ярославля, а потом мы по железной дороге добирались еще 60 км до Ростова Великого».

10 памятных дат и уникальных фактов истории села

1) II тыс. до н. э. — в окрестностях села появились первые люди; наиболее значительные памятники археологии — Симбирское городище XIII–XIV вв. и Кайбельский могильник VIII–IX вв. (полностью затоплены);

2) первая половина XVII в. — предположительное время основания поселения Кайбулой Карамышевым из Исенгилей (современный Лаишевский район РТ, левый берег Волги); к середине XVIII в. село стало православным;

3) кайбельские крестьяне никогда не были крепостными, они принадлежали к категории удельных (государственных) крестьян;

4) название поселения — единственное в России;

5) главной архитектурной и духовной доминантой для православных жителей села являлась деревянная Ильинская церковь, возведённая примерно в первой половине XVIII в.; сгорела в 1879 г., до 1894 действовал временный храм, безвозмездно переданный жителями правобережного села Кремёнки; в 1894 г. была возведена новая деревянная церковь; разобрана в 1954;

6) в начале XX в. в Кайбелах действовали церковно-приходская школа, кирпичный завод, одна паровая и 5 ветряных мельниц, и две просо-обдирки;

7) в 1940‑е гг. в селе проживали эвакуированные семьи из западных и центральных районов СССР, наиболее известными среди них являются Качаны (в 2015 г. опубликована книга воспоминания М. С. Качана «Потомку о моей жизни», 12 очерков в которой посвящены описанию жизни в эвакуации (лето 1941 — осень 1942);

8) в Кайбелах родились Х. А. Рождественский (1904–1987, военачальник, генерал-майор авиации) и М. Ф. Вахрамеев (1923–1986, подполковник артиллерии, в 1943 г. ставший Героем Советского Союза);

9) в 1952–1954 гг. жители Кайбел переселились из зоны затопления на возвышенное место, в новый хозяйственный центр — село Крестово-Городище;

10) летом 1952 г. село посетила научная экспедиция под руководством Н. П. Гриценко, сделавшая несколько фотоснимков.